Данила с Урала (здесь и далее имена изменены) приехал в Кемер, познакомился с земляком, загуляли. Земляк потерял дорогой телефон, написал заявление в полицию. Рано утром Данила пошел на пляж, телефон нашел, положил в карман, думал: приду вотель, отдам. Вернулся, там полиция. «Да вот же он!» – сказал Данила, вынимая телефон, и тут же на запястьях сомкнулись наручники. Дальше как в тумане. Товарищ убеждает: «Отстаньте от него!» – никто не слушает. Затем суд, причем без обвиняемого. Данилу оправдали, но… посадили в тюрьму. Ждать вылета…
Иван и Федор из Ростова-на-Дону и вовсе оказались «террористами». Днем купили турецкий флаг (как сувенир), положили в карман. Ночью, чего греха таить, шумели – вместе с двумя москвичками, с которыми познакомились на пляже. Охранники отеля решили их вразумить и тут заприметили уголок флага, торчавший из кармана. «Они прямо озверели, повалили нас, схватили за горло, – говорит Иван, – твердили, что мы оскорбили флаг Турции». В полиции ребят пугали: вы идете по статье «терроризм», лет на 20 загремите. Но их даже не судили, просто вместе с девушками отвезли все в ту же тюрьму – дожидаться самолета…
Ну и моя история. Езжу по стране на арендованной машине, наслаждаюсь отдыхом, со мной жена и двое малолетних (4 года и 1 год) детей. Где-то в сельской глубинке устроили техническую остановку, видим, у дороги валяются вырезанные камни – известняк размером сантиметров 20 на 30, неправильной формы, как будто обломанные. На камнях какие-то линии, нечто вроде листиков, а еще что-то наподобие шариков, выстроенных в линию. Тогда мне показалось, что это какой-то брак, остатки современного производства: следы свежей резки, сами обломки чистые, без патины и грязи. Хотя не исключаю, что мог ошибаться, я ведь не эксперт по древнему искусству. Ну, словом, закат, козочки идут, позванивая колокольчиками, родина Св. Николая, красиво. Расчувствовались, пару камней прихватили в багажник, а оттуда – в чемодан. На память…
|
Арест контрабандиста
Таможенник как взглянул на монитор, так сразу объявил мою находку «исторической реликвией». Тут же, на ленте, чемоданы вскрывают, все перетряхивают. Вызвали русскоязычного человека, он без обиняков: «Пойдешь за решетку». Препроводили в отделение полиции – крошечная комната со стеклянными стенками прямо в зале вылета. Откуда-то подходят еще люди, говорящие по-русски, твердят: «20 лет… 15 лет».
Требуем звонка в консульство. Сначала нас «не понимают», потом телефона «не знают», наконец, когда мы сами нашли номер в наших бумагах, не дают аппарат. Все-таки звоним, в консульстве советуют: «Пусть жена с детьми улетают, а ты оставайся». Жена, старший сынок плачут, младшая увидела прикольную машинку для уборки пола, бегает, смеется. Остаюсь с полицейскими один на один.
|
Камни якобы увезли в музей Антальи на экспертизу. Как-то подозрительно быстро, минут через 20, мне сказали, что образцы признаны «старыми». Как туркам удалось довезти камни до музея через пробки да еще успеть сделать экспертизу – загадка. Официального заключения мне не представили, было ли оно вообще, я не знаю. Своего дела-то не видел…
Тем временем полицейские изготовили кипу бумаг на турецком, требуют подписать. Отказываюсь, настаиваю на переводе. Один из неопознанных русскоязычных: «Подпиши, а то хуже будет». Другой: «Консульство от тебя отказалось, тебя некому защитить, подпиши». Отвечаю, что я только что говорил с консульством. Офицер рвет бумаги, садится писать новые. Меня отвозят в отделение полиции напротив аэропорта, там меня ждет представитель консульства.
– Летом каждый день такая ситуация, – сокрушается он. – Здесь ничего нельзя брать с земли, вообще ничего! Но туристы-то не знают. В лучшем случае вам грозит большой штраф, а пока не заплатите, будете сидеть в пансионе для иностранцев.
Представитель консульства скоро уезжает. Но успевает перевести бегло бумаги, я их скрепя сердце подписываю и остаюсь ждать конвоя.
|
Приводят переводчицу. Сидим с ней на диване в холле. Переводчица много рассказывает о себе, я расслабляюсь. Вдруг она резко: «Если что-то скрыли, скажите сейчас, полиция у нас добрая, а суд злой, будут вас допрашивать два часа, душу вытрясут». Отвечаю: всю правду уже сказал. Подходят полицейские: «У вас есть дома 15 – 20 тысяч лир?» Оторопев, уточняю, сколько в евро, отвечают: «10 – 15 тысяч. Вы в состоянии заплатить такой штраф?» Голова кружится, что-то лепечу.
Везут. Сначала в какой-то сарай. Закрытые двери. За одной вскоре оказывается врач в грязноватом халате, раздеваюсь, она осматривает рубцы, порезы, все фиксирует. Чтобы я не обвинил полицию в избиениях, понимаю потом. Снова везут, в гигантское полупустое здание суда. Сначала к прокурору. Но вместо прокурора оказываюсь в коридоре, набитом уголовниками. Узнают через переводчицу, что я русский, их глаза наливаются яростью. Кричат, делают знаки: «горло перережем», «задницу порвем». Это длится полчаса. К этому моменту едва осознаю себя. Жалуюсь полицейскому. Он со смехом достает наручники: «Может, тебя это взбодрит?»
|
Заводят к судье. Женщина европейского вида лет пятидесяти. Фамилия-имя-адрес, потом вдруг: «Назовите вашу зарплату в рублях». Адвокат держит короткую, на полторы минуты, речь. Выводят, снова приглашают для оглашения приговора. Адвокат показывает мне большой палец – оправдан! Смешанное чувство еще не ушедшего ужаса и радости, тошнит…
|
Выходим на улицу. Трещу без умолку – как приятно быть свободным! Но паспорт не отдают. Сначала завозят в грязное здание, где снимают отпечатки пальцев и фотографируют в трех ракурсах. Потом машина останавливается возле дома, на котором грубо нарисована Красная шапочка. Человек за столом протягивает мне бумагу на русском. Это и есть тот «пансион», о котором говорили в консульстве. Депортационная тюрьма. Из бумаги узнаю, что меня тут могут держать 90 дней. А если мне с родины перешлют деньги за билет? Тогда раньше. Но деньги пойдут по почте. Это долго. Их получат за тебя. И билет за тебя купят. Когда сочтут нужным. С момента ареста в аэропорту прошел полный день. Я ничего не ел и не пил, из вещей – то, что на мне, даже зубной щетки нет. Что будет теперь?
|
Бывшие граждане СССР «держат общак»
Раньше в этом здании был детский сад. До сих пор – занавески с Губкой Бобом, «фрески» со сценами из мультфильма «Мадагаскар». Ночью я подолгу смотрел на пингвина – «завтра мы свалим с этой помойки». Наступало завтра, потом послезавтра.
Четыре этажа, в подвале зиндан – карцер. Что там, не знаю, некому рассказать. На первом этаже администрация, на втором – женская часть, на третьем-четвертом сидят мужчины. Твое пространство – коридор между камерами, прилично оборудованная кухня с телевизором и два густо зарешеченных балкона. В камерах где по 16 человек, где 4, как в моей. Один сан-узел с грязной ванной на 40 человек. Мыла нет. Постельное белье у кого есть, у кого нет, мне так и подушки не досталось. Сплю не раздеваясь на голом матрасе. Кормят два раза в день. С утра полбатона, немного джема, масла, воды не дают. Вечером в пластиковом боксе мясо, рис, салат, пол-литра воды, 200 граммов айрана. Воды не хватает. В пустую бутылку набирают ее из крана, ставят в морозильник, а потом берут кто чью, тут уж не до брезгливости. Кондиционеры есть, но пульты у охраны. Если кондиционеры не работают, жара больше 30, если включаются, тогда дубак.
|
Но это мелочи. В главном мне повезло. В людях. Русскоязычных было больше всех. Еще два месяца назад преобладали турки, говорит 50-летний Юсуф из Ташкента. Когда заходил новенький, турецкие сидельцы вещи отнимали, а самого – лицом вниз на пол. Была драка, ворвались полицейские (они круглые сутки осматривают через видеокамеры каждый угол), дубинами отметелили всех, но турок забрали. Теперь русскоязычные «держат общак», своих не дают в обиду, да и других не обижают. Правда, мир покупается за твой счет. Скидываются на сигареты, сахар (их с наценкой покупают охранники), а то и на билеты домой.
Юсуфу – он здесь «смотрящий» – спасибо. Меня как завели в это заведение, так сердце упало. В душном вонючем коридоре обступили плотно, не дыхнуть, южные люди. Человек с огромными глазами и густыми, как у Брежнева, бровями, явно гей, широко улыбнулся… Юсуф взял за плечи, быстро заговорил: «Ты не волнуйся, пошли на кухню, вот твоя еда, сейчас поешь, место тебе найдем…»
|
Пока меня обыскивал полицейский, слышал краем уха русскую речь. Если тут есть такие же бедолаги, как я, туристы, не все так плохо. Туристы в самом деле нашлись. И не только туристы.
За что сидят? Кто за что. Со мной в камере – три грузина, три истории. Один (парнишке года 22) работал на турфирму, продавал на улице билеты, хозяин «забыл» сказать, что у фирмы кончилась лицензия, так, тепленького, прямо с рабочего места и привели… Другой знал, что работает нелегально (впрочем, в Турции, по его словам, легальную работу получить иностранцу практически невозможно). Как полицейские вломились в магазин, кинулся бежать через черный ход, да тапка резиновая порвалась, «а босиком как убежишь»? Наконец, третий пришел в полицию сам, писать заявление на патрона, который отказался платить зарплату. Полиция на стороне хозяина, парня депортируют. Он еще долго просидит – денег нет вообще.
Еще днем слух прошел: «Везут семерых ливийцев». Готовимся к обороне. «Это не люди, звери, и их много», – говорят тут и там. Глубокой ночью тормозит огромный автозак, выводят арабов, да не семерых, а человек 10. Едва дверь распахивается, камень с сердца. Не ливийцы – сирийцы. Другая история. Интеллигенция. У каждого в пластиковом пакете по 2 – 3 тысячи долларов. Бежали из охваченной беспорядками страны на корабле, мотор взорвался, носило по морю, прибило здесь.
|
Особняком – англичанин. Его зовут Джордж, но он предпочитает именоваться Джоном, «чтобы не как Буш». Старику лет 65. Все гадали, кто такой, за что, «небось, убийца, будут в Лондоне судить». Но все оказалось проще. «Джон» – вымерший типаж «гражданина мира». Ни семьи, ни денег, «вот, шорты на мне – и все, что есть». В Турции хотел заработать на мечту – корабль, который ходит непременно у берегов Индии. Да не сложилось, пришлось за еду трудиться, а потом сменился хозяин и сдал в полицию. «Эти турки хотят в Евросоюз… Туалет один!» – Джон красноречиво обводит рукой интерьер. От безумия «Джона» спасает только геополитика. До меня он о ней думал, со мной – говорил…
|
Как люди тут выдерживают месяцами? Не спится. Выходишь в коридор, сидит Юсуф, жалуется: «Как закрою глаза, сына вижу, и так уж которую ночь». Ну как, как такое может быть? Ты турист, никого не ограбил, не убил, оставил в экономике этой страны деньги, за что? Уралец Данила берет меня за плечо: «Окажусь в аэропорту в Ебурге, землю поцелую».
Разговоры… Ими и спасались. Вспоминали СССР. «У нас одно прошлое с тобой, все остальные не так, как мы, думают», – говорит Юсуф. С грузинами ни слова о былой войне, ее для нас не существует. С узбеками ни слова о том, как обходятся с нелегалами в России. Не потому, что сдерживаемся, так получается. Нам на самом деле нечего делить.
|
Здравствуй, Родина!
В «настоящей» тюрьме хотя бы знают, сколько осталось сидеть. Здесь не так. Надзиратели не отпускают даже тех, у кого и паспорт в порядке, и деньги на возвращение есть: мол, пусть посидит, осознает. Им выгодно, чтобы народу было побольше: с каждой покупки, с каждого звонка на волю (звонят из таксофона в коридоре, карточки покупаются у охранников) – профит.
|
Проблема номер один – добыть на родине деньги и заполучить их в свой сейф. Номер два – купить билет, конечно, через охрану. Номер три – сделать так, чтобы охранники не «забыли», что у тебя есть билет, и конвоировали в аэропорт. Мне рассказывали, что билеты сгорают только так.
Турецкие охранники входят шумно, отдают команды: «Завтра в 6 будь готов, летишь». Через три часа: «Завтра в 6 не летишь». Потом: «Мы купили тебе билет». Затем: «Билет ёк». И так несколько раз за день. Качели. Туда-сюда. От радости – к отчаянию.
|
Меня выручили жена и наша турфирма. Московский офис, куда жена передала деньги, отдал распоряжение отделению в Анталье, через час у подъезда «пансиона» стояла машина. Деваться некуда, охранник отдает мне деньги в присутствии сотрудника турфирмы. Дальше – коллизия. Как купить билет, сидя в камере? Охранники тянут. Сидельцы подсказывают: ищут билет подороже. Менеджер турфирмы снова приезжает: вот дешевый билет, вызывайте Евгения, пусть деньги платит. Но оказывается, администрация «пансиона» уже купила мне билет, подороже. На тот же рейс. Итак, отсидка длилась всего 4 дня. Все могло обернуться хуже.
Турфирмы помогают далеко не всегда. Другая крупная компания, напротив, туристов «сдает»: случайно ли, что все русские, сидевшие со мной, прибыли в страну именно этой компанией? Отели переполнены, почему не избавиться от буйного клиента, а на его место не поселить другого, который летит и не знает, что номера-то для него нет?
До аэропорта везут в сопровождении тюремного охранника. Вместе стоим в очередь на регистрацию. Потом он отводит меня в отделение полиции аэропорта, мы прощаемся. Вместе со мной депортации ждут две девушки (турки решили, что они занимаются проституцией), еще у одной виза просрочена. В самолете человек 300, депортированных четверо, примерно всегда столько, говорят офицеры. Стюардессе отдают паспорт, его я получу только в России. «Нажрутся на пляжах, их и депортируют», – говорит член экипажа своему коллеге.
Спасибо, Родина, где еще услышишь теплые слова!..
Источник: http://www.kp.ru/daily/25754.4/2739768/